Ольга Чигиринская - Шанс, в котором нет правил [черновик]
Гость несколько удивился.
— Вы — гражданин страны. Никаких законов вы не нарушали. В противоправной деятельности сознательно не участвовали.
Толомаев кивнул — и Габриэлян закрыл за собой дверь. Журналист вернулся на кухню, дождался, пока СБшник выйдет из подъезда и проводил его взглядом до машины. Что-то беспокоило, казалось неестественным, неверным. Вот Габриэлян пересек границу тени от дома — и его ладная фигура на миг оказалась облитой солнечным светом. Толомаев усмехнулся — у него было, было оружие, он любил эти опасные игрушки и держал дома вполне разрешенный пистолет, охотничий дробовик, несколько ножей, саблю… Но никогда в жизни ему не удавалось так хорошо сочетать оружие и костюм. Узнать бы, у кого он шьет, да заказать…
И вежливый человек. Время выкроил, пришел, объяснил. Сам объяснил, не оберподметайлу какого послал. Конечно, просить журналиста похоронить такую историю — это дело серьезное. Но не все это понимают.
Толомаеву было приятно, что к нему пришли как к равному. И что все, включая угрозу, было аккуратно выложено на стол — оцените и решайте. Он был твердо намерен выполнить все просьбы. Тем более, что устроить господам из «Резерва» большую неприятность, чем та, которая только что ушла, он не мог — даже если бы всю жизнь в это дело вложил.
Но… профессиональное любопытство есть профессиональное любопытство, а незакрытое дело есть незакрытое дело. Еще два часа Толомаев провел, отслеживая материалы собора. В том, о чем там спорили, ему разобраться не удалось — подсчет ангелов на конце иглы его не интересовал. А вот одного из людей на задних скамьях он узнал. Морпех, значит. Санвойска, значит. Сержант, значит. Ну удачи тебе, сержант. Тут у нас такое Лимпопо, что за крокодилами в речку лезть не надо. Сами приползут. С утречка.
* * *Из зелени в зелень…
Костя давно прочувствовал и осознал, как ему в Питере не хватало ветвей над головой и ажурных теней под ногами. И простора. Он привык к деревням и маленьким городам, которые быстро заканчиваются: час пешей ходьбы — и ты уже на окраине.
— Ремонт был четыре года назад, капитальный, — сказал продавец. — Идемте в подвал, я покажу бойлеры и трубы…
— Хорошо.
Хорошо, когда в подвале бойлеры и трубы. А не то, что ему доводилось обнаруживать в подвалах по долгу прежней службы.
Бойлеры, трубы, сухо, тепло.
Над головой — два этажа кирпичного особняка. Построено в последние годы перед Полночью, да так, что Армагеддон может перестоять. Для большой семьи, для двух-трех поколений: ингуши любят детей. Дети успели родиться — но не успели вырасти: по Москве и Подмосковью в первые годы Полночи прокатилась волна погромов. В живых остался третий сын, один из четырнадцати. Он тоже мечтал о большой семье — но в годы Реставрации в этой зоне можно было позволить себе только троих, да и жена-латышка не хотела; а дети не пожелали потом жить одним домом — разлетелись из гнезда.
История дома прилагалась к описанию. В последнее время это вошло в моду, стало цениться. Личная память вещей, не только своих, но и чужих. Может быть, еще одно последствие Полуночи. Или нынешней разобщенности — желание хоть как-то, хоть через предметы быть связанным с другими людьми.
…Столовая очень просторная и светлая. И вправду на большую семью. Ее можно переоборудовать в додзё.
Дом был хорош и продавался недорого — если сравнить с таким же особняком в Питере, конечно, — но все же Костю угнетала его некоторая избыточность. Ну, додзё. Раздевалка роскошно получается из смежной спальни, и очень кстати там туалет и душ, и кладовая, где можно хранить спортивный инвентарь. Ну, вчетвером они прекрасно расселятся в комнатах на втором этаже — но остается слишком много пустого места.
Собственно, из-за своей избыточности дом и стоил дешево по подмосковным меркам — семье из одного-двух, максимум четырех человек было бы неудобно в нем, как ноге в слишком просторном ботинке…
А с другой стороны — будут же и гости, и может, кто-то из учащихся останется переночевать, и снаряжение куда-то девать надо, и медпункт, согласно инструкции, нужно оборудовать — и почему бы не сделать это на совесть? Костя уже решился, уже просмотрел десяток вариантов и понял, что лучше не отыщет — но с червячком внутри не получалось расстаться.
Ну, если так — пусть живет.
По скрипучей лестнице они поднялись на второй этаж. Здесь была пыль, слои под ногами, лохмы, свисающие с потолка. Эта часть дома, по сравнению с нижней, где до недавнего времени жил упорный хозяин, пугала. Наверное, ее состояние тоже сказалось на стоимости.
— Это все требует просто уборки, — немного виновато сказал агент. — Перекрытия бетонные, крыша лежит крепко — сейчас я вам покажу…
Он начал перебирать на кольце ключи — в этом доме двери закрывались на механические замки.
— Вы можете потом поменять все на электронику, просто тут давно уже никто не живет, а город у нас тихий — хозяин и не видел причин возиться.
Костя кивнул. Он не сомневался, что агент добросовестен, но следовало просмотреть все заранее — особенно на предмет устройства дополнительных входов и выходов, не предусмотренных проектом. Подвал ему в этом плане понравился — вентиляционная труба была будь здоров, широкая. Не для него и, может не для Игоря — но Эней и Антон вполне могли бы вывинтиться.
Нет, всем был хороший дом — и расположение удобное. Только великоват, великоват. С расчетом на будущее дом. С уже один раз нереализовавшимся расчетом.
— Ну так как? — спросил агент.
— А можно провести здесь ночь?
— Призраков ждете? — агент широко улыбнулся.
— Да нет. — Костя пожал плечами. Отчего не сказать правду? — Обмяться хочу. Я пока не понимаю, стоит ли его покупать. Мне тут как-то неуютно.
— Большой очень, — агент вздохнул. — Вы уже четвертый, кто смотрит, и…
— Ну так можно переночевать?
— Ночуйте, чего там, — агент махнул рукой. — Канализация работает.
Вода есть. Кафе за углом. А привидений здесь не водится. Водились бы, может быть, продали бы уже дом… Все веселее.
Закрыв за агентом дверь, Костя прошел на кухню и сбросил сумку на единственный в доме предмет мебели — продавленную до бугристости кушетку, которая когда-то была кухонным угловым диваном, но в ходе каких-то приключений утратила спинку и валики-подлокотники. В сумке были спальник, планшетка, бутылка минеральной воды. За окном начинался закат, и в кухню протянулись путаные тени рябин, растущих вдоль бульвара — словно камуфляжную сетку бросили на мозаичный пол.
Мозаика имитировала восточный орнамент, знакомый то ли по снимкам Бухарского дворца, то ли по каким-то другим источникам. Оставим, решил Костя — и раскрыл планшетку.
Отчет ушел, «добро» пришло, Антон пообещал классную историю при встрече. Все как обычно, все правильно. Все, как дома, только он не с ребятами, а в чьем-то чужом, несостоявшемся гнезде.
Нет, в их «лунную» квартиру мозаика на полу никак бы не вписалась. Или ее перестали бы замечать, как не было. Холостяцкая жизнь: в главном — хирургическая точность, во второстепенном — удобство, в остальном — нет, и не надо. Быт… нет, не солдатский. Офицерский.
То, что можно оставить в тридцать секунд и не очень жалеть потом.
Костя отложил планшетку, пересек кухню, по привычке сосчитав шаги — восемь — встал у окна. Вид открывался неважный — то есть, не открывался почти совсем: справа окна кухни выходили на соседский сад, обнесенный плотной живой изгородью, прямо — на бульвар с его кружевными рябинами.
В стекле отражалось гладко выбритое смуглое лицо — с мощным, чуть шишковатым лбом, тяжелыми, складчатыми веками и веселыми жестковатыми морщинками у рта. Костя совсем не знал этого человека. А должен был — ведь специалист подправил совсем немного. И, видимо, очень точно попал. Потому что Константина Неверова, бывшего морпеха и сильно пьющего сельского попа не осталось нигде. И, наверное, это не ему, а записному северянину, подпольщику из ячейки Б, было неуютно в этом доме.
Если жить здесь так, как в Питере — то ли казармой, то ли монастырем — то нет смысла и прятаться: на этакую Е-семью обыватели сделают стойку через неделю максимум, а очкастый товарищ отследит еще до Нового года. Так что — разъезжаться и жить поодиночке? Костя поморщился. Если бы кто-то из них был женат…
В мемуарах подпольщиков былых времен часто упоминались фиктивные браки. И не менее часто упоминалось, что фиктивные браки рано или поздно перерастали в настоящие. И дело кончалось плохо. Впрочем, оно почти всегда кончалось плохо — так или иначе.
Костя прикинул, какая из «лунных» женщин могла бы справиться с таким «партийным заданием». Вздрогнул при мысли об Алекто — как сказал классик, приятно увидеться и поговорить с Мухамедом Али, но жить под его руководством… Дория, с которой познакомились в лагере… нет, слишком сильный это соблазн для полкового попа — жить через дверь с женщиной в его вкусе. Фламенка? А вот это будет слишком сильный соблазн для Андрея. А уж представить себе Гемму и Игоря… Цинтия?
